25 лет группе Лакримоза. То, что началось со страха (Angst), привело к одиночеству (Einsamkeit), погрязло в тоске (Sehnsucht), и вылилось в революцию (Revolution) – из этого может родиться только надежда (Hoffnung). И надеяться есть на что в новом детище Лакримозы, которые к юбилею группы особенно постарались. Куда нас в этот раз заведет музыкальное путешествие? И где оно началось? Какие постеры тогда висели на стене? Мы тоже хотели все это узнать, и поймали Тило, чтобы он при нас предался воспоминаниям.
Для Hoffnung ты привел в студию оркестр из 60 человек – это ваше самое крупное и требовательное произведение до сих пор, так?
ТИЛО ВОЛЬФ: Для 25-летнего юбилея это был минимум. Многие группы записывают к юбилею сборники лучших песен и обделяют тем самым настоящих фанов, которые годами собирали диски, и награждают тех, кто до этого не особо был знаком с группой, и ориентируется в ней вслепую. Сборник лучших песен – это как поездка от турфирмы: негде думать, надо просто идти за гидом. Я же хочу в эту дату отблагодарить публику новым альбомом, отсюда такие вложения.
На Hoffnung мы снова сталкиваемся с этой рамочной конструкцией из вводной и заключающей песни, каждая из которых очень длинная, по характеру – интро и аутро. Почему у вас так часто она встречается?
ТИЛО ВОЛЬФ: Прослушивание музыки подобно путешествию. Ты позволяешь увести себя. По крайней мере, в моем понимании. Можно также сравнить это с фильмом. У кинофильма есть вступление, в котором зрителя знакомят с миром, в котором затем произойдет история. Зрителя берут и мягко уводят в другой мир. На это нужно время. И, поскольку мы все более привыкаем не находить времени, такой намеренно длинный вход в альбом является внятным объявлением: «Оставь все, успокойся, расслабься, отключись». Кто не хочет или не может – руки прочь!
Все альбомы Лакримозы до сих пор были озаглавлены одним единственным словом. Почему в этот раз надежда (Hoffnung), помимо прочего – значение моего имени (спасибо за посвящение)?
ТИЛО ВОЛЬФ: (смеется) Замечательно! Слово «надежда» скрывает в себе больше, чем можно мгновенно предположить. В нашей языковой практике надежда – это нечто позитивное, и при этом – нечто практически фантастическое, нереальное. Но в действительности человек и дня не может прожить без надежды. Надежды, что пища, которую мы принимаем, поддержит нашу жизнь, надежды, что наше рабочее место сохранится, надежда, что партнер и завтра будет нас любить… все, каждая мысль, за которую мы хватаемся, движима нашими надеждами. В свою очередь, с надеждой соседствует своего рода страх или отчаяние, потому что надежда – это не точное знание, надежда часто также безумна и приводит к заблуждению. Надежда – это жизненное пространство, которое мы себе создаем. Чем мы его заполняем, и куда мы его направляем – индивидуально. Так, надежда может стать мученичеством длинною в жизнь, ежедневным адом, но может стать и раем на земле.
По содержанию это логическое продолжение Revolution?
ТИЛО ВОЛЬФ: В известной мере. После революции, переворота, появляется надежда построить на руинах нечто новое, и, возможно, лучшее. До этого был альбом Sehnsucht (тоска, стремление). Без тоски не бывает видения будущего, стремления к переменам. Таким образом, тоска приводит к революции, за которой следует надежда.
Что дает тебе надежду, особенно в плохие времена?
ТИЛО ВОЛЬФ: Моя вера. И не только в плохие, но и в хорошие времена. При этом это больше, чем надежда. Вера для меня – это уверенность. И внутри этой уверенности я надеюсь – чтобы лишний раз побеспокоить «надежду» — что мои усилия обернутся добром и будут благословенны для меня и моих близких.
А что заставляет тебя отчаиваться?
ТИЛО ВОЛЬФ: Эгоизм многих людей, который проявляется, в том числе, в том, что люди сопротивляются любому расширению горизонта, которое не ставит во главу угла личную ограниченность.
В песне Unterwelt ты выражаешь свое недовольство определенной личностью или группой лиц. К кому ты обращаешься?
ТИЛО ВОЛЬФ: В первую очередь текст относится к конкретной личности – как было и с Feuer, и с Copycat. Но помимо этого также и к людям, которые не знают границ, и не понимают, куда можно заходить в своем поведении, а куда уже нельзя. Снова эгоизм: эти люди видят лишь себя и свои личные нужды. Все остальное они упускают из виду.
На обложке Арлекин крупным планом. И взгляд его нейтрален, или задумчив, но никак не озарен надеждой. Что ты хочешь нам сказать этим?
ТИЛО ВОЛЬФ: Это возвращает нас к вопросу: что есть надежда? Правда ли у него нет надежды во взгляде? Смотрит он, быть может, печально, отчаянно, задумчиво – как ты говоришь – или что читается в его глазах? Вообще, ты прав, говоря, что его взгляд нейтрален, потому что настоящее выражение его взгляда зависит от того, что мы хотим в нем видеть, как мы его интерпретируем. Когда я слушаю альбом, и играет песня типа Mondfeuer, его взгляд подспудно кажется мне печальным, как если бы он хотел мне показать, что его надежда умерла. Если я слушаю Keine Schatten mehr, в его взгляде появляется блеск, я вижу, как в нем зарождается надежда.
У него вообще есть имя?
ТИЛО ВОЛЬФ: Нет, и этим он мне близок.
Итак, теперь мы отвлечемся и сделаем обзор последних 25 лет. Был ли тот волшебный момент, в который, если бы ты повел себя иначе, Лакримозы бы сегодня не было? Эдакий эффект бабочки?
ТИЛО ВОЛЬФ: Да, был. Кто знает, может быть, поступи я иначе, Лакримоза ждала бы меня где-то еще – быть может, это мое предназначение, — но летом 1990 случилось событие, которое прямо привело меня в объятия музыки. Это было скорее незначительное событие, но мой путь стал мне вдруг ясен. Потому: возможно, я бы не смог избежать музыки…
Поскольку вышло так хорошо, расскажи, как ты впервые увидел Анне, как вы познакомились, и как одно привело к другому…
ТИЛО ВОЛЬФ: Я искал певицу – на первых альбомах я экспериментировал с разными вокалистками – и когда мы в 1993 гастролировали с Two Witches, мы заметили, как хорошо наши голоса друг другу подходят. Если послушать, например, Kaleidoskop на новом альбоме, мы в конце поем один пассаж в унисон, и невозможно найти разницу между нашими голосами. Это даже приводит к курьезам: в одной из рецензий на Revolution ругают мой искусственно женский голос, но эту песню поет Анне!
Хаха – а помимо таких «повседневных» пиков, каковы ключевые моменты твоей карьеры?
ТИЛО ВОЛЬФ: Естественно, новый альбом Hoffnung. Этот проект превзошел все, что мы делали раньше, по интенсивности и самоотдаче – я не думал, что такое вообще возможно – и это время всегда будет для меня особым воспоминанием. Другие ключевые моменты – только что пережитые юбилейные концерты в Германии, мировые турне. Например, представать перед публикой в Китае, которая подпевает немецким текстам – это практически уникальное переживание. И я очень рад оценкам, которые называют Лакримозу в числе групп, заставивших готическую сцену в начале 90х зажить новой жизнью, и международные оценки нас как сооснователей жанров готик и симфо метал.
Были ли решения, о которых ты позднее сожалел?
ТИЛО ВОЛЬФ: Разумеется. Мы ежедневно принимаем бесконечное число решений, и когда у тебя, как у меня, нет никаких менеджеров, никакой внешней фирмы звукозаписи, которые решают вместе с тобой, приходится принимать решения в одиночку, и время от времени случаются ошибки. Одна из них, возможно, что я не работаю под псевдонимом. Я не тот человек, который любит быть в центре внимания – поэтому прошло 3 года с момента основания Лакримозы, прежде чем я впервые вышел на сцену, — только теперь я не могу уйти с этой позиции. Глупо…
Отлично, первый выход на сцену. Расскажи еще раз, пожалуйста, где это было, сколько народу пришло, и о чем ты думал перед тем, как выйти на сцену.
ТИЛО ВОЛЬФ: Это было в 1993 году в Лейпциге. Зал был на удивление полным. Я думал, я умру до того, как окажусь на сцене. На The live History есть запись с этого концерта. Я его никогда не забуду.
Ты еще помнишь, когда ты написал свою первую песню?
ТИЛО ВОЛЬФ: Да. Это была Seele in Not, я тогда еще жил с родителями и сочинял ее на их пианино.
Как они тогда реагировали, когда ты наряжался в готическом стиле?
ТИЛО ВОЛЬФ: Не очень хорошо…
Какие группы были твоими первыми кумирами? Чьи постеры висели у тебя на стене?
ТИЛО ВОЛЬФ: Это были Joy Division, Bauhaus и Christian Death, но прежде всего Bauhaus. Они были и остаются для меня воплощением готики.
Ха, я вот вспоминаю: когда я была маленькой, у меня в голове все время была картина, как Тило Вольфф с утра сидит в своей черной пижаме и ест черные мюсли. Как часто ты сегодня сталкиваешься с такими клише, в том числе со стороны людей, которые старше 10?
ТИЛО ВОЛЬФ: (смеется) Гениальный образ! Такие черные мюсли я с удовольствием попробую! Да, было много клише и ярлыков. От «готического принца» через «владыку тьмы» и до «бога боли». Однако постепенно, через 25 лет, люди, похоже, стали замечать, что Лакримоза – это музыка, а не я, и что эта музыка не такая уж мрачная, по крайней мере, не всегда. Несмотря на это, мне всегда очень забавно слышать, какие картины некоторые люди себе воображают.
Какой ты помнишь готическую сцену 25 лет назад?
ТИЛО ВОЛЬФ: Маленькая, но уверенная в себе тусовка, в которой приоритет имеют отличие от общества и переживание ценностей сцены, что в отдельных случаях могло иметь плохие или хорошие последствия. Было больше чувства единения, но было и меньше толерантности, правила были уже и жестче. В музыкальном плане, напротив, было больше простора для творчества, и часто музыка была более экстремальной, темной и глубокой. В клубах редко в песнях был сквозной бит, танцевали под все, что было необычно и интенсивно.
Каким ты видишь будущее сцены? Есть оно у нее вообще?
ТИЛО ВОЛЬФ: Это зависит от того, что ожидается от сцены. Когда я, например, смотрю WGT, этот вопрос для меня вообще не возникает. Там можно видеть это чудесное, друг друга вдохновляюще множество людей, которые мирно и замечательно проводят друг с другом время. Я не позволяю себе судить о развитии сцены, но пытаюсь при помощи Лакримозы сделать свой личный вклад в то, чтобы поддержать существование сцены.
Кстати про Wave Gothic Treffen: ты помнишь свой первый фестиваль?
ТИЛО ВОЛЬФ: Да, конечно! Он был очень впечатляющим. Тогда WGT существовал уже 2-3 года, и выступить там — было и есть для меня нечто особенное. С этим фестивалем у Лакримозы долгие и прекрасные отношения.
Я помню, там ты несколько лет назад впервые сыграл Bresso – великолепно! Почему ты не играл ее до этого? Все же песня вышла в 1992…
ТИЛО ВОЛЬФ: Просто есть песни, которые так волнуют, что они могут повлиять на остаток концерта. Когда песня слишком много места занимает, и воздействует на оставшуюся часть шоу, это не очень круто для зрения людей, для которых эта песня значит не так много, и которые радовались всему концерту. Поэтому с этими несколькими песнями я осторожен.
Некоторое время назад мы проводили двойное интервью с тобой и Mono Inc. С какой «молодой» группой ты был бы рад повторить этот опыт?
ТИЛО ВОЛЬФ: Eyes Shut Tight и Black Moon Secret!
Что ты чувствуешь, как христианин, когда на фестивалях или в журналах сталкиваешься с сатанистскими группами?
ТИЛО ВОЛЬФ: Многие это играют только потому, что это хорошо заходит на публику. С другой стороны, надо провести четкую грань. Сатанистское начало на темной сцене уходит корнями в возмущение американских групп лицемерием американского общества. Таким образом, у него социальное, политическое, но не религиозное происхождение. Многие европейцы этого не поняли, потому что у нас другая культура, и религия не так тесно связана с обществом.
Я вспоминаю английского друга, который страстно подпевал Лакримозе в машине. Когда я спросила его, понимает ли он, что поет, он ответил, что не понимает языка, но понимает чувство, пульсацию, которая есть в песне. Можно ли объяснить этим высказыванием ваш невероятный международный успех?
ТИЛО ВОЛЬФ: Возможно. При этом я не хочу для себя объяснять этот успех. Я хочу наслаждаться им, а не обосновывать. Но, конечно, музыка, как известно, — это интернациональный язык, а Лакримоза ведь не дешевая музыка, и люди это чувствуют, где бы они ни жили.
Октябрь, 2015, ORKUS, Nadine Ahlig
Перевод — Юльхен Глазова специально для Lacriwelt Russia
This page is also available in: Английский