Новый альбом группы Лакримоза как всегда оказался очень захватывающим. Но на этот раз швейцарский музыкант Тило Вольф приготовил совершенно особенное музыкальное приключение: Live-CD со скромным названием «Live». С одной стороны, для многих фэнов, наконец, будет возможность услышать концерт дома. С другой стороны, публикация Live-CD означает, что нет новых вещей.
Мы побеседовали с Тило и Анне.
Когда ты сравниваешь начальные шаги группы с ситуацией сегодня, считаешь ли ты, что все было сделано правильно?
ТИЛО ВОЛЬФ: Думаю, что все сделал бы снова так, как было. Все, что я сделал, было сделано от всего сердца. Это звучит несколько патетически, но именно поэтому я буду продолжать делать все также. Даже если бы произошли вещи, о которых я подумал бы, что надо было принять другое решение, то с высоты сегодняшнего дня я бы не стал ничего менять. Потому что я делал это соответственно той ситуации. Если делаешь вещи не сердцем, а головой, то они в любом случае будут искажены.
Как получилось, что ты выпустил концертный альбом?
ТИЛО ВОЛЬФ: Собственно говоря, я отношусь к альбомам Live очень скептически, и я не стал бы их покупать себе. Но было много причин для появления такого альбома у нас. Во-первых, мы всегда играем на сцене песни очень по-разному. Это не значит, что возникают новые, лучшие версии, это просто разные интерпретации, которые, в свою очередь, тоже постоянно видоизменяются. Мы подходим к тем же темам с совершенно других позиций, чем в студии. И получается так, что можно увидеть другую сторону вещей, сделать песням другую аранжировку, например, Versuchung (Искушение), где появились совершенно новые моменты, или Seele in Not (Душа в беде), где возникла вторая часть текста, дополняющая и лучше объясняющая первую.
Во-вторых, уже несколько лет мы получаем много писем, в которых нас просят наконец-то опубликовать Live-Album. Мы, собственно, никогда не собирались этого делать, так как Лакримоза не является выступающей группой, такой, например, как Bon Jovi или другие группы, которые пришли из сферы рока. Но, во-первых, были письма с мольбами, а во-вторых, часто, покидая сцену, мы думали, жаль, хорошо было бы суметь поймать это в качестве моментальной записи. Это стало названием нашего альбома, потому что это очень интимная, единственная запись того, что в этой форме не повторится больше никогда, и чего не было никогда и до этого. Это к тому же объясняет, что вообще привлекает нас в игре в живую, так как для нас не существует условия играть вещи на сцене именно так, как их можно услышать на студийных альбомах.
Твой предыдущий альбом называется Stille . Какое значение имеет для тебя покой?
ТИЛО ВОЛЬФ: Inferno закончился вещью Der Kelch Des Lebens (Чаша жизни). У нас происходит всегда так, что тема последней песни предыдущей пластинки продолжается в первой песне следующей пластинки. В этом случае Der Kelch Des Lebens переходит на Stille в Der Erste Tag (Первый день), который наступает после этого «эти грезы, которые ведут меня, и я последую за ними в пекло», с которого начинается Inferno. Именно это чувство, когда ты проходишь через пекло и стоишь на вершине скалы. Ты смотришь на всю землю, которая простирается перед тобой. Эта страна грез, куда тебе так хочется. Туман рассеивается, и в первый день ты видишь все, насколько хватает глаз. Определенный покой, определенную внутреннюю уравновешенность описывает это чувство лучше всего, если последовать этим грезам и найти его, так сказать, в покое.
На обложке альбома Stille изображен одинокий клоун, стоящий на сцене перед пустым концертным залом. Это твой самый кошмарный сон?
ТИЛО ВОЛЬФ: Это нельзя рассматривать так реалистично, это скорее своего рода символ. Ты окружен людьми, осознавая их близость, их присутствие. Когда ты идешь на концерт, то исходишь из того, что несколько человек на него придут. И когда ты вдруг выясняешь, что в этом тесном помещении, где ты чувствуешь себя, как дома, ты смотришь, собственно, в пустоту. Собственно, здесь не подразумевается, что я боюсь, что мне вдруг придется играть в пустых залах, скорее, это чувство, которое есть у этого другого, а именно, если я вдруг обнаружу, что я в большей или меньшей степени одинок. Я хотел бы поговорить с кем-нибудь, но никто не приходит.
Это чувство, которое, собственно, ничего общего не имеет с одиночеством, эта тема уже поднималась у нас, а с этим ужасающим осознанием, что ты находишься в мире, о котором ты думал, что контролируешь более или менее близко расположенные к тебе вещи. Которыми ты каждый день интересовался, но имеешь перспективу каждый день оказаться перед кучей разбитых черепков или же, соответственно, перед пустым залом, когда тебе надо вдруг начинать все сначала.
Появится также и Live-Video?
ТИЛО ВОЛЬФ: Мы записали на пленку многие шоу, и видео должно было бы появиться одновременно с пластинкой. Но поскольку у нас не было свободного времени, чтобы сделать монтаж видеопленки, то оно появится где-то в этом году; но, если в этом году у нас не дойдут руки до этого, то видеозапись не появится вообще.
Почему у вас нет времени?
ТИЛО ВОЛЬФ: Потому что 90% нашего времени мы тратим на другие группы, как сейчас в последнее время на Love Like Blood или на Dream Of Sanity. Всему же, что касается нас, мы можем посвятить только свободное от этого время, если оно у нас остается. Мы взяли на себя ответственность, и это для нас очень серьезно. В последние месяцы у нас была только одна тема, и звалась она Love Like Blood. Мы так загружены на фирме, что иногда для работы в группе просто не хватает времени. Иначе бы наши студийные альбомы появлялись чаще.
Тебе нравится видеоработа?
ТИЛО ВОЛЬФ: Мы делаем видеоклипы, потому что меня привлекает соединение звука и изображения. Правда, из-за нехватки времени я пишу только сценарий. До остального руки не доходят. Кроме того, это еще вопрос денег, так как вложенные средства, как правило, никогда не окупаются.
Собственно в большой степени видеоклипы являются подарком себе и нашим фэнам. К сожалению, они приносят нам только вред за счет потери средств и времени. Дело еще в том, что их никто не показывает, только за деньги. Причем никто ничего не объясняет, просто отказ, и все. Конечно, лучше запустить какую-нибудь привычную бренчащую группу или попсу.
Расскажи о своем творчестве…
ТИЛО ВОЛЬФ: Я принципиально не выдаю в большинстве случаев побудительные причины или интерпретации текстов, так как каждый человек обладает своим собственным опытом и переживаниями, из которых произрастают чувства, взгляды и эмоции, которым никто не может последовать, если сам не пережил этого. Кроме того, наша личная интерпретация — действительно дело второе, потому что главное — это музыка и то, что люди, которые эту музыку слушают, могут что-то извлечь из нее для себя и что-то пережить вместе с текстами и музыкой.
То, что мы в этот момент думаем и чувствуем, не существенно, если нам удается передать наши чувства таким образом, что, с одной стороны, для нас является подлинным, а с другой стороны, слушатель воспринимал так, чтобы мог перенести это на свои собственные переживания и чувства. Когда ты читаешь книгу, которая была написана двести лет назад, то ты тоже не можешь уже обратиться с вопросами к автору.
Как ты себя чувствуешь на сцене?
ТИЛО ВОЛЬФ: Растерзанным. Необычайно тяжело переходить с одной темы на другую. Каждая песня является вершиной айсберга, и все, что находится под водой, становится при прослушивании, и, прежде всего, при исполнении вещи снова актуальным. Но это в то же время очень интересно, потому что иногда наши песни представляются совершенно по-другому. Иногда случается, что во время тура я начинаю еще раз заново воспринимать вещь. Прежде всего, старые вещи, в которые ты уже не погружаешься так эмоционально, но которые во время концерта вдруг обретают совершенно другой смысл. Но мы очень охотно играем live, это очень волнующе, особенно учащенное сердцебиение перед исполнением.
Я совершенно не могу себе представить, что можно выйти на сцену без волнения. Это просто должно быть, и я обнаружил, что, чем старше я становлюсь, тем волнительней это происходит. Я с большим удовольствием вспоминаю прошедшие туры, и вызываю в себе снова это сердцебиение от радости и страха. Это своего рода мазохизм, который присущ в какой-то степени представителям сценического искусства.
Замечаешь ли ты во время исполнения песни то, что происходит в публике?
ТИЛО ВОЛЬФ: Во время — нет, а после — да. В любом случае, у меня во время пения чаще всего закрыты глаза. Поэтому я не могу видеть, что происходит.
Как ты реагируешь на то, что публика не слушает тебя, а просто стоит, скучая?
ТИЛО ВОЛЬФ: Тогда программа сокращается. У меня дело обстоит так, что я очень сильно реагирую на публику. Так что, если мне что-то дают, то что-то и получают назад. Если же от публики ничего не идет, то я ничего не могу дать. Это не очень-то корректно. Кто-то стоит на сцене и изливает душу, а люди, которым это не интересно, стоят и беседуют друг с другом, вместо того, чтобы отправиться домой. Лучше всего ведет себя публика в восточной части Германии, потому что люди там более открыты, а поэтому и концерты там проходят более интенсивно.
Как ты пришел к названию Лакримоза?
ТИЛО ВОЛЬФ: Раньше были такие мессы, которые писались по поводу выигранной войны или коронования, мессы по поводу смерти, и т.д. Эти мессы имели строгие составные части, которые должны были всегда присутствовать. Лакримоза — это часть реквиема. Слово происходит из латинского языка,» Lacrima» — слезы, «mosa» — текущий, прямой перевод «текущие слезы» означает грустный, тягостный, страдающий. Я люблю слушать Моцарта, который написал дивный реквием, что был заказан анонимно. Он чувствовал себя уже очень плохо, и история рассказывает, что этот реквием Моцарт писал для себя, и хотел этим завершить свой творческий путь. Когда Лакримоза была завершена, вечером он провел репетицию со своими музыкантами и в связи с этим обессилел и ночью умер.
Так что Лакримоза была последней сочиненной Моцартом вещью. Окончание реквиема было завершено учениками по записям Моцарта. Потому, что мне очень нравится Лакримоза и история, которая за ней стоит, я и выбрал это название для своей группы. Тогда я, между прочим, думал только о том, чтобы сделать запись. Я как-то слышал упрек, что якобы хочу рассматривать себя, как последователя Моцарта, что, конечно, полная чушь. Просто я был вдохновлен работой Моцарта.
Почему ты выбрал в качестве логотипа Арлекина?
ТИЛО ВОЛЬФ: Это визуальное отображение того, что выражает музыка. Очень сильно вдохновленный Чарли Чаплином, который гениальным образом сумел показать комичность жизни и личную комичность с удивительной грустью и легкостью. И он явился родоначальником традиции таких клоунов.
У тебя собственный лейбл Hall Of Sermon. Идет ли речь о зарабатывании денег или о чем-то другом?
ТИЛО ВОЛЬФ: На эти вопрос легко ответить, если вспомнить, что я создал фирму через полгода после начала деятельности группы. Тогда у меня была тяжелая работа, но дававшая мне возможность финансировать лейбл. Основной идеей основания лейбла было иметь определенную степень свободы в отношении группы, которую другая фирма дать не смогла бы. В дальнейшем я смог оказывать помощь друзьям, тоже создающим музыку. К сожалению, сначала дела шли плохо, группы распадались и вложенные деньги пропадали. Тогда я решил заниматься только своей группой и той музыкой, которая мне действительно нравилась. С тех пор у нас очень высокая планка для групп, с которыми мы работаем. Речь идет не о коммерческом аспекте выбора действительно успешной команды, а о том, чтобы оказать помощь по-настоящему хорошим группам. К сожалению, те, кто думает, что мы зарабатываем большие деньги, ошибается. Все уходит на развитие.
Так ты — трудоголик?
ТИЛО ВОЛЬФ: Да, я начинаю нервничать, если вдруг за день ничего не сделал, тогда я беру ручку и бумагу, и начинаю писать тексты. Настоящий отдых для меня почти невозможен. Я никогда не мог лежать на зеленой лужайке и ничего не делать. Я все время думаю.
В отношении творчества, ты эгоист или оставляешь за группой определенную свободу голоса?
ТИЛО ВОЛЬФ: Я сформулировал бы это несколько по-другому. Я совершенно точно знаю то, что хочу выразить своими песнями. Поэтому Лакримоза не является группой в обычном смысле. У меня нет желания приходить с музыкантами в репетиционный зал для проведения экспериментов. Я не ставлю перед собой цель стать лучшей группой мира во что бы то ни стало. Речь идет о том, чтобы иметь возможность как можно достовернее выразить свои ощущения, и в этом мне никто помочь не может. Конечно, в студии бывают случаи, когда музыканты делают что-то оригинальное, и если мне это нравится, я это принимаю. Но это касается, скорее, аранжировки, чем композиции.
Анне, ты играла раньше в Two Witches. Как, собственно, произошло ваше знакомство с Тило?
АННЕ НУРМИ: В 1993 году, во время тура Satura, Two Witches выступали в качестве разогрева перед Лакримозой. Я тогда, к моему сожалению, совершенно не знала эту группу. Музыка была совершенно новой, поразившей меня, и ставшей мне очень близкой. Тогда я ближе познакомилась с Тило и узнала, что он уже раньше начал подыскивать себе вокалистку. Мы сразу же нашли общий язык, и после тура Тило спросил меня, не хочу ли я работать с ним. Я согласилась, а затем переехала в Швейцарию.
Это было трудно для тебя?
АННЕ НУРМИ: Собственно, нет, потому что я очень спонтанный человек. Я доверяюсь своим чувствам. Тогда получилось так, что музыка Лакримозы значила для меня во время тура очень многое. Это было совершенно другое чувство, тем более, что вещи Two Witches не несли большого значения. Они просто группа, у них не так все интимно, как у Лакримозы. Это меня привлекло, и очень скоро у меня возникло чувство, которое позволило мне быстро вписаться в коллектив, и которое дает мне намного больше, чем в Two Witches.
Как прореагировали твои коллеги по группе?
АННЕ НУРМИ: Сильно (смеется). У нас были очень тесные отношения друг с другом, мы проводили вместе очень много времени и доверяли друг другу. Мы были как одна большая семья. Они поддержали меня в моем решении.
Тебе сегодня немного недостает этой «семьи» Two Witches? Не скучаешь ли ты по Финляндии?
АННЕ НУРМИ: Последний раз, когда я была там, мне показалось, что я нахожусь в чужом мире. Моя семья и мои друзья живут там, и все еще любят меня. Я очень благодарна, что у меня все еще есть эти друзья. Но я больше не принадлежу к тому миру. Я чувствую себя дома здесь, в Швейцарии.
Теперь вопрос, который сначала кажется простым, но за ним стоит нечто большее: что вы видите, когда стоите перед зеркалом?
ТИЛО ВОЛЬФ: Если я действительно смотрюсь в зеркало, то делаю это для того, чтобы наложить грим, или еще что. Изображение в зеркале меня очень привлекает. Это отражается очень часто и в текстах. В переносном же смысле оно имеет для меня очень большое значение, которое можно перенести и на реальность, но речь не идет для меня о чем-то поверхностном, очевидном. Мы можем работать над своей душой, своим умом и взглядами, если мы хотим стать «хорошими» людьми, что очень относительно. У одного получается сложнее бороться с проблемами, другому все дается легко.
Но то, как мы выглядим, в нас заложили уже с колыбели. Это уже есть в наших генах, и мы мало что можем изменить. Я не приверженец всяких косметических операций. Когда я смотрюсь в зеркало, то должен признать то, что я вижу, и не делаю по этому поводу никаких выводов. Но когда в зеркало заглядывает моя душа, это имеет большое значение.
Есть ли у вас определенный идеал красоты?
АННЕ НУРМИ: Для меня очень важно хорошо себя чувствовать, и все равно, как я при этом выгляжу.
ТИЛО ВОЛЬФ: Очень важно чувствовать себя хорошо. Моя одежда, косметика, волосы отражают, как в зеркале, мою душу. То, что я чувствую, я передаю таким образом наружу. Я рассматриваю грим не как маску, что очень часто на сцене неправильно воспринимается; грим является как раз противоположностью маски, внешнее выражение внутреннего. Так, как ты себя чувствуешь, таким ты и должен проявляться внешне.
Ты не очень уверен в своем внешнем виде?
ТИЛО ВОЛЬФ: Как я выгляжу, когда утром предстаю перед зеркалом, мне, собственно, все равно, и я об этом не задумываюсь. Дело обстоит так: я единственный человек, на которого не нужно все время смотреть, когда с ним разговариваешь. Что я нахожу ужасным, так то, что есть люди, которые не могут смириться со своей внешностью и поэтому ложатся под нож. Что меня привлекает, так это тот факт, что все люди выглядят по-разному, и это что-то очень человечное: что у каждого есть свои слабости, внешние или внутренние, и мне очень жаль, когда кто-то пытается насильственно вмешаться в это.
Как ты смотришь на то, что все больше групп Black Metal, среди которых есть много сатанинских, пользуются все большим успехом?
ТИЛО ВОЛЬФ: Каждый может верить, во что хочет, если он оставляет других в свой вере и не пытается с помощью насилия обращать их в свою веру. Сам я не фэн Black Metal, но нахожу это очень интересным. Распространение религиозных, политических или прочих личных воззрений в искусстве я нахожу рискованным, так как на деятелях искусства лежит ответственность, с которой они должны обращаться очень осторожно и сознательно. Нельзя свое личное мнение рассматривать, как абсолют, потому что, если у группы много фэнов, то они не очень думают о том, кем являются их кумиры, и просто слепо следуют за ними, особенно юные, что не научились еще думать сами.
Ни у кого нет права говорить другому, что хорошо и что правильно. Меня уже критиковали и христиане, которые думали, что я в своей ситуации могу проводить пропаганду того, во что верю, но я этого не хочу. Может, когда-нибудь появится нечто, где я несколько более интенсивно коснусь того, во что верю, потому что это огромная составная часть моей сути. Но я никогда не выйду на сцену, чтобы проводить по этому поводу пропаганду, и чтобы использовать свое положение, которое мне позволено с моей благодарностью занимать, лишь потому, что мне позволено заниматься музыкой и что меня кто-то слушает.
Ты эмоциональный человек?
ТИЛО ВОЛЬФ: Да, очень.
Ты в состоянии справляться со своими чувствами и уметь себя как-то контролировать?
ТИЛО ВОЛЬФ: То, что вырывается наружу, да.
АННЕ НУРМИ: Но бывают периоды и ситуации, когда все должно выплеснуться наружу.
ТИЛО ВОЛЬФ: У нас есть еще гениальный клапан в виде музыки. И не только создавать музыку, но и очень часто слушать её, отключаться, что может действовать необычайно сильно. Музыка — это невероятный подарок, самый большой, какой позволено иметь людям. Музыка может также и причинять боль. Но это снова может быть приятная боль. Есть вещи, которые я почти не могу слушать, они есть и у нас.
Я очень редко слушаю Лакримозу, потому что у меня совершенно другая связь с ней, и частично меня это слишком сильно задевает. В определенных ситуациях я очень сильно ощущаю боль, но думаю, что это происходит со многими группами Gothic. Чувства, которые вызывает музыка, просто сверхчеловеческие. Я нахожу очень привлекательными вещи, которые мы не видим, не ощущаем, не обоняем и не едим. Такие понятия, как любовь и музыка, являются вещами, которые нас, как людей, трогают больше всего.
Ты считаешь себя эксгибиционистом?
ТИЛО ВОЛЬФ: Каждый художник, который публикуется, определенным образом является эксгибиционистом.
Как ты пришел к идее жить в Швейцарии?
ТИЛО ВОЛЬФ: Идея была не моя, а моих родителей. Они переехали в Швейцарию, когда я еще не мог содержать себя сам.
Ты себя здесь хорошо чувствуешь?
ТИЛО ВОЛЬФ: Я не привязан к определенному месту. Это сейчас прозвучит патетически, но мой дух свободен. В детстве я очень много ездил и нигде не мог по-настоящему пустить корни, и это оставило, конечно, след во мне. Я уже очень давно живу в Швейцарии, но уже нигде не смогу пустить корни. Я чувствую себя здесь хорошо, но не настолько, чтобы провести здесь остаток жизни.
На вас обращают внимание на улице?
ТИЛО ВОЛЬФ: Ну да, хотя мы живем довольно замкнуто, все ограничивается офисом и домом.
АННЕ НУРМИ: Люди таращатся скорее из любопытства, а не из злого умысла или негатива, как это происходит в других странах. Люди здесь очень положительные и любезные.
Ты говоришь, что тексты и музыка описывают чувства твоего внутреннего «Я». Как часто ты уже всерьез был близок к смерти, и что воспрепятствовало или сдержало это?
ТИЛО ВОЛЬФ: Есть вопросы, на которые я не отвечаю принципиально. Этот вопрос как раз из таких. Я выдаю очень много тайн в своей музыке. Смерть мне не совсем чужда. Вера сыграла очень большую роль в том, что я жив.
Сколько же тебе лет?
ТИЛО ВОЛЬФ: Мне 25 лет. Но это ведь неважно, сколько мне лет. Если бы мне было даже 80, речь ведь идет просто о музыке.
Как ты определяешь свою музыку?
ТИЛО ВОЛЬФ: Я выражаю свои чувства таким образом, как я их ощущаю. Но Лакримоза не является Gothic группой в традиционном смысле. По мне, готик-группы, это: Bauhaus, Joy Division, Sisters of mercy, которые нас вдохновляют, их мы слушаем чаще всего. Angst, например, написан полностью под влиянием Bauhaus.
Чем ты занимался до Лакримозы со времени окончания школы до сегодняшнего дня? Ты учился где-нибудь?
ТИЛО ВОЛЬФ: Нет, я не учился. Я выпускал фэнзин, который имел высокий культовый статус. Когда же я затем начал еще и музицировать, то должен был решать: или музыка или фэнзин, одновременно тем и другим заниматься не вышло бы.
Что для тебя самое важное в жизни?
ТИЛО ВОЛЬФ: Моя вера.
Что ты поешь о собственных проблемах, опыте, событиях, и т.д., слышно. Ты хочешь передать послание людям, которые слушают твою музыку, чтобы они могли из нее извлечь уроки или получить советы?
ТИЛО ВОЛЬФ: Нет, если только неосознанно. Правда, я нахожу прекрасным, когда люди пишут, что благодаря той или иной песне они смогли многое пережить или многому научиться, но были и письма, в которых было написано, что благодаря той или иной песне я не покончил собой. Но я не делаю посыла людям, а даю почву для собственных размышлений. Искусство должно возвышать человека, вырывать его хоть ненадолго из его собственного круга забот и самого себя, чтобы получить возможность посмотреть на себя как бы со стороны.
События твоих текстов действительно происходили?
ТИЛО ВОЛЬФ: Все тексты, конечно, основаны на событиях, которые случались или со мной, или в очень близком мне кругу. Я не могу писать тексты о произошедшем с кем-то другим, если даже это очень близкий мне человек, если только это не имело ко мне никакого отношения. Я использую в своих текстах много образов, иносказаний, которые, конечно, нельзя понимать превратно. Нельзя зацикливаться, воспринимая буквально.
Прежнее всего, в альбомах Angst и Einsamkeit многие тексты более, чем самокритичные. Ты не думаешь, что некоторые проблемы, которые перекладываются тобой на музыку, ты рассматриваешь слишком утрированно, или делаешь это осознанно?
ТИЛО ВОЛЬФ: Это часть развития меня, как человека, которое отражено на пластинке. Если бы у меня не было пластинок, то о многих моментах я, возможно, уже никогда бы и не вспомнил. В то время я писал песни, как дневник, и когда ты слушаешь это на пластинке, то звучит, конечно, экстремально беспрекословно. Но то, что это абсолютно нормальные мысли, какие бывают у каждого человека, иногда, возможно, совершенно не осознаётся. Просто это мысли и чувства, относящиеся к моему развитию. И если бы я не испытал эти чувства, тона все 100% развивался по-другому.
Ты считаешь, что сам настолько терпимый, честный, искренний, и т.д., что требуешь этого и от других, и в текстах песен клеймишь позором поведение людей?
ТИЛО ВОЛЬФ: Я обличаю то, что кажется мне неискренним и у самого себя, или что я пережил с другими людьми, что отразилось на мне негативно, и как я сам проверял себя — я такой же, как они, или нет. Я ни от кого ничего не требую, и прежнее всего, ничего, что я сам не могу выполнить. Но я требую очень многого от людей, с которыми сталкиваюсь, с которыми у нас общие дела. Являются ли эти люди теми, с кем я живу или сотрудничаю, или люди, присутствующие на концерте. От них я требую очень многого, потому что и к себе я предъявляю высокие требования. В первую очередь я ожидаю того, чтобы они мыслили самостоятельно, правильно, не разменивались по мелочам и не разбрасывались. Обретение самого себя было бы слишком сильно, но я просто ожидаю от людей, чтобы они воспринимали себя достаточно серьезно и изучали себя.
Как ты описал себя?
ТИЛО ВОЛЬФ: Всю свою жизнь я пытаюсь, насколько могу думать, определиться, как описать себя самого. Мы, люди, когда ложимся в гроб, не знаем даже частицы того, что мы есть на самом деле. За всю свою жизнь нам не удастся открыть все двери. Если бы я теперь попытался дать описание самому себе, то уже при ответе на следующий вопрос оно оказалось бы недействительным. То, что я рассказываю в своих текстах о себе, является как раз таким описанием.
Как бы ты описал Анне?
ТИЛО ВОЛЬФ: Так интересно, что на этот вопрос невозможно ответить в нескольких словах.
Ты нашел для себя смысл жизни?
ТИЛО ВОЛЬФ: Да. Основополагающей, конечно, является моя вера, смысл жизни для меня заключен в её поиске. Если верить в Бога так, как я, то, собственно, уже не надо больше искать смысл жизни.
Ты мог бы при определенных условиях совершить самоубийство, и если да, то при каких?
ТИЛО ВОЛЬФ: Жизнь — это подарок, который не мы сами сделали себе, и поэтому не имеем права отнимать её у себя. Мы — составная часть этого мира, всей Вселенной, и если человека больше нет, то все функционирует уже другим образом. Каждый отдельный человек бесконечно влияет на все глобальные события. Ни у одного из нас нет права отнимать у себя жизнь. Каждый был отправлен в этот мир, неважно, по какой причине. Если вы познакомитесь с историей группы Лакримоза, прочтете мои тексты и послушаете музыку, то перед вами шаг за шагом предстанет этот путь. Что, однако, не означает, что кому-то станет лучше, если он послушает группу.
Что ты думаешь о смерти?
ТИЛО ВОЛЬФ: Слово «смерть», к сожалению, интерпретируется неправильно, слишком поверхностно. Смерть — это ничто иное, как следующий шаг, она составная часть жизни, а не наоборот. Все, что живет, однажды умирает. Смерть саму по себе, которая настигает нас, людей, я рассматриваю, как составную часть жизни. Способ, как можно умереть, я нахожу ужасным. Перед самой смертью у меня нет страха, это следующий шаг по улице смерти.
Что ты боишься больше всего?
ТИЛО ВОЛЬФ: Самого себя. Потому что я единственный, кто должен суметь справиться со всеми проблемами, которые наваливаются на меня. То, что ожидает меня, все равно случится, и иногда я не могу избежать определенных событий. Тогда я лишь задаю себе вопрос: «Смогу я с этим справиться, или нет?» Собственно, такого нет, чего можно бояться. Можно, если рассматривать дело, бояться только того, что не осилишь его, или не станешь хозяином положения.
Ты говоришь о беспомощности?
ТИЛО ВОЛЬФ: В зависимости от ситуации. Мгновенная неуверенность, введение в заблуждение собственных мыслей в связи с определенной ситуацией или потеря ориентации. Ошибочные решения принимает каждый человек, если оглянуться назад. Но многие ошибки могут быть явлением полезным, потому что только благодаря им можно получить опыт и продвинуться вперед.
Твое отношение к Анне чисто дружески-профессиональное, или вы — пара?
ТИЛО ВОЛЬФ: Мы, конечно же, пара.
У вас есть дети?
ТИЛО ВОЛЬФ: Музыка является нашим ребенком. Это только слухи, что у нас есть дети.
Почему наряду с немецкими текстами на твоих пластинах есть и тексты на английском языке?
АННЕ НУРМИ: Это чаще всего мои тексты, потому что мне так удобнее выражать свои чувства и мысли.
ТИЛО ВОЛЬФ: Есть определенные вещи, которые невозможно выразить на немецком, потому что это очень щепетильный язык. Он очень хорош для двусмысленностей, глубокой наглядности, на нем очень хорошо описывать многие вещи. Тем более, что это мой родной язык, и поэтому на нем можно лучше выразить свои мысли, что на других языках отчасти не получается, или выражается иным образом.
Но есть определенные вещи, которые невозможно выразить на немецком, и такой текст, как к песне Copycat абсолютно был бы невозможен на немецком, этого не получились бы. Поэтому прекрасно, что в таком случае можно обратиться к другому языку. Кстати, я абсолютно не понимаю многих музыкантов, которые используют английский и утверждают, что придают большое значение текстам, хотя и наполовину не владеют им. Такое впечатление, что они пишут на английском только потому, что это просто круче звучит.
С кем бы ты очень хотел встретиться?
ТИЛО ВОЛЬФ: Ни с кем. Я знаю по себе, что люди, которые очень хотели бы встретиться со мной, ждут от меня, что я буду вести с ними глубокие беседы и раскрываться в десять раз больше, чем в своих текстах. Если бы я сейчас встретил кого-то, кого я нахожу действительно гениальным, скажем, Дэвида Боуи, то я уверен, что когда я уйду, то подумаю, что все-таки он довольно скучный человек, потому что он наверняка не откроет перед Тило из Швейцарии глубины своей души.
Кого ты никогда не хотел бы встречать и почему?
ТИЛО ВОЛЬФ: Таких людей нет, кого бы я так ненавидел, чтобы не желать видеть. Я не хотел бы встречать того, с кем не мог бы вести дискуссию, если он что-то ожидает от меня, или хочет чего-то позитивного или негативного.
Где к тебе приходят на ум тексты, и почему?
ТИЛО ВОЛЬФ: Это случается по-разному, но тексты я пишу всегда раньше музыки. Это может возникнуть во время прослушивания музыки, после просмотра фильмов. Если комбинация из звука и изображения сделана очень хорошо, то она может пробудить во мне очень много чувств. Всегда, когда вода поставлена на огонь, она закипает.
Каковы твои планы на будущее — музыке и в личном плане?
ТИЛО ВОЛЬФ: Я хотел бы иметь возможность и дальше заниматься в первую очередь музыкой, самовыражаться в ней. В личном плане мы хотели бы организовать свою жизнь так, чтобы каждое утро просыпаться с желанием делать то, что доставляет удовольствие или продвигает вперед. Я хотел бы каждый день чему-нибудь учиться.
Как ты думаешь, что является твоей судьбой?
ТИЛО ВОЛЬФ: Я не думаю, что судьба человека обязательно предопределена. Многие люди однажды приходят к тому, чем её заполнить, и как при этом не нанести вреда своему окружению. В настоящее время я придерживаюсь мнения, что нашел её. Может, через 10 или 20 лет я замечу, что это была только малая часть, и ведет она меня, к тому же, совсем не в том направлении. Я нахожу, что самым волнующим в жизни является то, что никогда не знаешь, что случится. Я считаю ужасным идти к гадалке, даже если бы она сказала мне, что все мои мечты сбудутся.
Какое украшение нравится тебе больше всего?
ТИЛО ВОЛЬФ: Я перестал увлекаться украшениями, потому что мы оба постоянно теряем их.
Свидетелем какого исторического события ты хотел бы быть?
ТИЛО ВОЛЬФ: Гибели Титаника. Это не имеет ничего общего с нынешней титаникоманией, просто кораблекрушение является интересной темой. Зарождение, строительство Титаника в тогдашних политических и общественных обстоятельствах. Это был микрокосмос в замедленной съемке. Я с удовольствием поприсутствовал бы при этом. Это не значит, что я хотел бы утонуть вместе с пароходом, просто хотелось бы прочувствовать эту ситуацию.
Еще бы я с удовольствием сходил на многие концерты Дэвида Боуи, и на ставшие уже историческими событиями концерты Doors. Подобные концерты, по мне, более историчны, чем многие вещи, о которых я прочитал в исторических книгах. Революции и предыстории революций я нахожу очень интересными. Я бы с удовольствием совершил путешествие во времени, эту идею я нахожу необыкновенно привлекательной.
Что удерживает тебя в этом мире?
ТИЛО ВОЛЬФ: Моя вера, любовь ко многим людям, музыка, искусство — вещи, которые делают жизнь прекраснее и ценнее.
Как ты думаешь, а кем бы ты стал, если бы не был музыкантом?
ТИЛО ВОЛЬФ: Я бы выпускал и дальше фэнзин, или, надеюсь, стал бы режиссером.
Что, по твоему мнению, является типично швейцарским?
ТИЛО ВОЛЬФ: Не хочу никого обидеть, но определенная узколобость имеет место быть. Страх перед властью и страх высказаться, защититься. Все это очень негативно, но я не имею ничего против швейцарцев. У людей здесь больше уважения — может, это определенная робость. У них, наверное, хорошие манеры.
АННЕ НУРМИ: Люди здесь намного больше времени проводят вместе и уделяют намного больше времени воспитанию своих детей. 60 % матерей сидят дома весь день и занимаются детьми. За обедом дома собирается вся семья. Все намного сердечнее, люди близки друг другу. Атмосфера здесь совершенно иная, нежели в Финляндии, люди здесь намного важнее, чем материальные вещи.
А как в Финляндии?
АННЕ НУРМИ: Там очень длинная, холодная и темная зима, во время которой люди страдают депрессией, очень большой процент самоубийств, люди много пьют… Мало светлых пятен в жизни.
Есть еще что-то, что бы вы хотели сказать на прощание?
ТИЛО ВОЛЬФ: По поводу пластинки Live, которая появилась лишь благодаря публике и под её влиянием. Я хотел бы просто поблагодарить фэнов, которые оставались верны нам на протяжении всех этих лет, проявляли понимание и сделали возможным и сегодняшнее существование Лакримоза. Артист — ничто без своей публики…
© Rockcor 1999, № 18-19